15:03
"НЕДОПЁСКИ": ГЛАВА 9. ВЕЛИКАЯ ТРАВА.Дженсен все-таки заставил его съесть тех самых даманов. Ну, когда Джаред смог снова хоть что-то соображать. То есть сначала Джаред спал почти полдня, уткнувшись ему под переднюю лапу, именно так, как и мечтал, спал и жаловался во сне, и опять рыл, рыл проклятую яму, ничего не успевая, но тут же успокаивался, потому что его лапы упирались в мягкое и теплое, а не в осыпающуюся неживую землю.
Дженсен не отодвигался, даже когда он скреб и царапал, только начинал дышать чуть быстрее, подстраиваясь под джаредовскую гонку, а потом – медленнее, словно задавал темп, командовал, и Джаред послушно следовал за его вдохами и выдохами.
Проснувшись, они поругались из-за даманов. Совсем немного, потому что Дженсен был голоден, но мог обойтись без еды очень долго, и Джаред тоже был голоден, но ему предстояло идти в Город.Искать Дорогу к Дому Дженсена.
Дженсен не хотел уйти «куда-нибудь». «Куда-нибудь», кстати, перестало пугать их обоих – ведь теперь они сами могли выбрать, куда. И Дженсен выбрал. Он хотел Домой. Именно в то место, откуда его давным-давно забрал черный Мои, чтобы продать Джефу.
Дженсен посмотрел, как Джаред ест, сглотнул, ткнулся в него носом напоследок и сказал:
- Будь осторожнее.
Джареду было тепло, почти сыто и очень смешно. С чего это он должен был осторожничать в Городе, который был его Домом? Но он кивнул, зная, что Дженсену будет приятно, а потом вспомнил про Джефа и Джима, собиравшихся отправиться на их поиски. Ну, ответом на то самое «будь осторожнее». Он с трудом уговорил Дженсена забраться на второй этаж, просто для безопасности, Дженни, может, и был кошкой, но однозначно кошкой, которая не любит лазить по деревьям или по домам. «И не умеет», - подумал Джаред, стараясь не смеяться и подталкивая Дженсена снизу. Хвост с кисточкой щекотал ему спину, и от этого тоже хотелось хихикать.
В таком веселом настроении он отправился на поиски Дороги. И уже в Городе понял, что действительно осторожничает. Идет в тени, принюхивается к людям, остерегаясь знакомых запахов, и больше обычного шарахается в сторону от Громыхалок.
Громыхалок было много, ведь Джаред искал Дорогу. Ему пришлось вернуться почти к дому Джефа, чтобы выбрать нужное направление.
Его всё-таки чуть не зацепило, когда он стоял в месте, где пересекалось несколько дорог, и пытался сообразить, как ему вывести Дженсена через окраины на Правильную, Единственную Дорогу.
Громыхалка пронеслась так быстро, что Джареда обожгло горячим воздухом, он отпрыгнул назад, стукнулся лапой, скуля, попрыгал на трех, потом вспомнил, что теперь есть кому его пожалеть и облизать, успокоился и поспешил обратно, к Дженсену.
Начиналась ночь, и им пора было выходить.
Они шли вниз, уходя всё дальше от Города, не упуская из вида, а точнее – слуха – Правильную Дорогу. Вниз, по Траве, которая была мягкой, как мех и гладкой, как подстилки в домах людей. Джаред несколько раз лежал на такой подстилке в комнате Джефа и знал, как она скользит под лапами, когда тебя с неё стаскивают.
Трава темнела или светлела, она зависела от солнца и ветра, от облаков на небе, вокруг пахло так, что у Джареда кружилась голова, и его разрывало в несколько сторон одновременно – так хотелось обнюхать и попробовать всё.
Иногда он все-таки срывался и уносился в сторону от целеустремленного, строгого Дженсена, который, выяснив направление, шел к Дому, не отвлекаясь. Джаред не отвлекаться не мог. Тогда Дженсен садился, и Трава скрывала его полностью, с головой, ждал, а когда Джаред, выламываясь из зарослей, возвращался, набегавшись, - смотрел на него с улыбкой.
Часто Джаред возвращался к еде. Дженсен умел охотиться куда лучше, чем он, и несколько неизвестных пока Джареду зверьков обычно лежали у джесеновских лап, а сам он облизывался, не сыто, конечно, что ему были эти зверьки, но хотя бы удовлетворенно.
Хуже было с водой, им приходилось выходить к Дороге и пить из луж и канав, чаще всего по ночам, днем на обочину первым высовывался Джаред, изучал обстановку и командовал питьем. Ему это нравилось.
На самом деле, не было бы ничего страшного, если бы они шли, не прячась. Наверное, не было бы, в Траве и по Траве ходило много самых разных зверей, и, может, им бы никто не удивился. Но оба опасались людей. И еще – им было слишком хорошо вдвоем.
Джаред понимал, насколько им хорошо, когда приходилось расходиться. Не из-за его забегов по Траве, а серьезно: Дорога проходила через другие Города, и Джаред отправлялся вперед на разведку, проверить направление и найти пути обхода.
Ему не было страшно, хотя в Городах и в деревнях ему встречались, конечно, другие собаки и даже Стаи, но он все равно несся обратно с ёкающим сердцем, потому что беспокоился и отвечал за Дженсена. Он бежал обратно так, словно наверстывал всё то время, что они были не вместе, оправдываясь и извиняясь за свое медленное, очень медленное внимание, требовавшееся в других Городах.
Дженсен ждал его в Траве, на вытоптанном пятачке, и Джаред знал, почему Трава так примята: Дженсен, когда волновался, по привычке, оставшейся с клетки, бродил по ограниченному пространству, как привязанный.
Джаред прыгал на него с разбегу, лапами в широкую грудь, толкал в Траву, говорил: «Я всё нашел, пошли», но они никуда не шли еще какое-то время, потому что Джаред слишком его хотел, и Дженсен хотел тоже, они крутились и вылизывались и гладили друг друга, их языки сталкивались в шерсти, и Джаред уже знал, каков Дженсен на вкус.
Джаред не считал себя маленьким псом; по меркам своего рода, среди самых разных Стай, ну, кроме Вокзальной, пожалуй, он был большим, высоким и сильным. Но ему отчаянно не хватало себя самого, чтобы объяснить Дженсену, как… что... они... ну… что-то важное.
Ему хотелось, чтобы у него было пять языков. И чтобы все пять были большие, мягкие внутри и чуть шершавые снаружи, как у Дженсена. Чтобы можно было лизать его везде: и внизу живота, и большой нос, и лапу, и жмурящиеся глаза, и… просто всего Дженсена. Дженни.
Дженсен фыркал, когда Джаред называл его так, но не протестовал. Джаред шептал «Дженни» в аккуратное ухо с пятнышком, которое зализывал до мокрого блеска, - тогда Дженсен прижимал его лапой и бормотал, притворяясь недовольным:
- Джаред, туда уже слюни текут.
Но ему нравилось, Джаред знал. И вот эта серьезность вместе со всем неприличным, страшно развратным кошачьим, делала Дженсена самым лучшим львом во всех Травах, что когда-либо росли под солнцем.
Дом - близко.
Хотя бы потому, что Дженсен менялся. Он начал меняться еще в Городе, после Вокзала, но тогда перемены были злыми.
А сейчас всё шло по-другому. В Траве, в саванне Дженсен был настолько на своем месте, что, кажется, хорошел и расцветал с каждым шагом. Хотя хорошеть ему было дальше некуда, считал Джаред.
Дженсен не любил бегать, выяснилось, что у него «короткое дыхание», он был способен на стремительные рывки, но плохо переносил длинные дистанции. Он предпочитал размеренно трусить, чтобы Трава пружинила под лапами, чтобы на спине лениво перекатывались мышцы, а голова торжественно поворачивалась в разные стороны.
Джаред, видевший его каждый день, в Городе не особо обращал внимания на то, как Дженсен вырос. Как изменилась шерсть на его шее – Дженсен уже здесь, в саванне, сказал ему, что это называется «грива», так вот, грива, теперь совсем густая и лохматая, продолжала расти, и это выглядело очень забавно – клок светлой длинной шерсти между ровными дженсоновскими лбом и спиной. Джареду понравилось прихватывать её зубами и дергать, повисая, изображая Злого Охотника; они опять падали в Траву; Дженсен ворчал, что так они никогда не дойдут до Дома, смотрел на Джареда и вверх, за Джареда, в небо, и тогда в его глазах отражалось, вспыхивая, солнце.
Это было похоже на светлую тишину в саду, во времена Времени Дождя. Их связывали лучи, и косой моросящий дождь, и путавшаяся под лапами Трава, а еще – куски теплого мяса вечером, заросшие ряской лужи, в которых опять сталкивались их языки, даже приставучие мухи и жуки, когда они одновременно отмахивались, трясли головами и фыркали.
Дженсен иногда косился на Джареда, словно оценивал его, прикидывал что-то. Потом опять смотрел перед собой и вновь косился. Джаред делал вид, что не замечает его щекотных, будоражащих взглядов и старался лишних вопросов не задавать. Он знал, что рано или поздно все объяснится, что Дженсен расскажет ему, о чем думал по дороге.
Дженсен услышал его издалека и сказал, еще даже не видя:
- Что ж ты так топочешь?
- Я нашел её! – завопил Джаред, вылетел из Травы и плюхнулся на его горячий бок. – Нашел, ту деревню. Там есть тот дом, двор и звери на дворе, значит, это она! Слушай, это невероятно, но я нашел!Дженсен широко улыбнулся, показывая светлое нёбо, и рыкнул, успокаивая его. Рыкнул тихо и встал. От его улыбчивости не осталось и следа, он сделался сосредоточен и серьезен и больше не думал ни о еде, ни о воде, ни о безопасности, похоже. Наверное, если бы он умел бегать хорошо, он бы пронесся до своего Дома, а Джаред – за ним, но Дженсен только чуть ускорил шаг.
- Дженсен, Джен, ну ты же расскажешь, да? О чем ты думал все время, Джен?
Джареду совсем нетрудно было выдерживать его скорость, но он изнывал от любопытства. Он честно терпел всю дорогу, осваиваясь в саванне и направляя свою любознательность в разные другие стороны, а теперь можно было не сдерживаться.
- Я скажу, Джаред, скажу, потерпи чуть-чуть, - отвечал Дженсен, не поворачивая головы, словно вперед его тянули на веревке.
Джаред готов был укусить его из-за этого «чуть-чуть», но всё вместе получалось так захватывающе и таинственно, что он только подскуливал и старался несильно забегать вперед.
Нет, сначала, с того момента, когда Дженсен все-таки побежал, как будто там, у Дома, сматывали тянувшую его веревку, струну, Джаред старался держаться сзади, неожиданно оробев.
Он вдруг подумал о других. О других львах. Просто странно, что он подумал о них только сейчас. Ну, когда думать было поздновато.
В дороге они слышали разных зверей, в том числе и львов. Дженсен тогда останавливался, если они шли, или, наоборот, вскакивал, если они отдыхали. Бесшумно кружил по вытоптанной Траве, прислушивался к низким, стелющимся по земле звукам. Принюхивался. Иногда кивал Джареду, и они сворачивали подальше, уходя от львиных голосов. Это выглядело как-то естественно, Джаред и сам особо не рвался знакомиться с Главными в саванне, хотя бы из-за того, что они явно не стали бы разбираться, правильный он риджбек или нет.
И вот теперь он, как абсолютно неправильный, долбанутый риджбек, спешил вслед за львом к его логову.
«Интересно, почему я не подумал об этом всем раньше?» - размышлял Джаред, следуя за дженсеновским хвостом и совершенно машинально отмечая, что тот при полубеге неприлично крутит задницей. И даже разозлился на себя – нашел время и место. Страх из маленького комочка в животе разросся до угрожающих размеров, всё джаредовское нутро сигналило об опасности, но он, как привязанный, торопился за Дженсеном. След в след.
Дженсен неожиданно остановился и шумно выдохнул.
Потом повернулся к Джареду, и взгляд его успокаивал, потому что был как тот, давний, самый первый, когда Джаред утонул в нем и пропал.
- Сейчас я пропаду, да? – спросил Джаред, отдышавшись. Других мыслей у него в голове не осталось.
- Нет, - ответил Дженсен. – Со мной ты никогда не пропадешь, не бойся. Мы пришли, - он склонил голову – перед Джаредом, перед долбаным риджбеком - и добавил: - Добро пожаловать Домой.
Им оставалось пересечь полосу невысокого кустарника, Джаред поежился, но он верил Дженсену, так верил, что все-таки шагнул за ним.
Короче, сюда стоило идти, бежать, добираться. Может быть, здесь стоило и умереть, и Джаред вспомнил, что где-то тут нашли больного, умирающего Дженсена. То есть мысли его шли сами по себе, а глаза смотрели, привыкая к красоте, а нос нюхал.
Прямо перед ними начинался склон, на котором теплый вечерний ветер скручивал и раскручивал траву, сгибал и распрямлял, словно ветер был огромной игривой лапой. Склон уходил вниз, к небольшой воде, в которой отражалось темнеющее небо. Солнце зависло над другим берегом, цепляясь за корявые, широкие ветви деревьев, тяжелое и большое, и птицы пели под ним вечерними голосами.
Дженсен, кажется, разучился дышать.
- Да, Джаред, да, - тихо сказал он. – Мы пришли. Это всё – моё, и твоё тоже.
Он вдохнул, глубоко, носом, ртом, всем своим большим светлым телом и зарычал. В первый раз после сада зарычал в полный голос.
«То есть в саду он еще сдерживался», - подумал Джаред, слушая и наблюдая. Ему показалось, что он видит, видит звук, который катится, громыхая, по склону, разделяется – и часть дженсеновского рыка камнем падает в воду, а часть скользит, отражаясь от поверхности дальше, к деревьям, и что сейчас Дженсен опять впитывает, вбирает мир, но не взглядом, а голосом, он говорит о том, что Главный вернулся, и этот мир – его по праву, и все должны…
Птицы в деревьях замолчали. А потом солнце вспыхнуло последним лучом, острым, как коготь, царапнуло им глаза, и на Дом Дженсена обрушилась ночь.
Джаред поднял голову, глядя на небо – он забыл, что совсем недавно боялся львов и вообще мог думать о каких-то других львах, других не было, был только Дженсен, его инстинкты сдохли, пусть на короткое время, долбаный риджбек внутри загнался куда-то совсем глубоко, и Джаред хотел было тоже поклониться Главному, приветствуя его, но тут Дженсен легко толкнул его в бок и сказал, хрипловато и очень серьезно:
- А теперь – ты.
- Что – я?
- Ты тоже Хозяин, Джа… - Дженсен осекся. – Давай, скажи об этом.
Джаред молчал, в горле у него першило.
- Давай, - повторил Дженсен.
И Джаред залаял.
Конечно, у него получилось не так солидно, зато громко и звонко. Лай дребезжал над долиной, весело скакал по веткам деревьев, дразнил оживившихся птиц, и они отвечали ему гомоном.
- Теперь так.
Дженсен повернулся, прижимаясь к его морде своей, Джаред подумал, что они опять начнут лизаться, но Дженсен терся об его шерсть, зажмурившись, Джаред перехватывал, впитывал странный запах, исходивший откуда-то около его глаз, не такой резкий, как обычный дженсеновский, а очень подходящий этому месту, почти нежный. Домашний, вот.
- Ты тоже лев, - шепнул Дженсен, - от тебя пахнет львом. И Домом.
И Джаред даже не удивился тому, что их мысли совпадают.
- Что значит: «никого нет»?
- Все умерли, - ответил Дженсен на ходу. – Все львы умерли, кроме нескольких малышей, их забрали львицы другого Прайда. Не знаю, что там с ними случилось.
Он сказал это «Все умерли» так просто, что Джаред замер.
- А отчего… умерли?
- Мы болели, - Дженсен тоже остановился, глядя вниз, на озеро, - те, кто умирал долго, говорили, что виновата вода. А кто-то считал, что мясо. Не знаю. Но я никуда отсюда не уйду.
- Эй, - сказал Джаред, - стоп, а если болезнь все еще живет здесь?
- Было Время Дождей и было Большое Солнце, они могли смыть и сжечь её.
- Так, а я? А обо мне ты подумал? А если она, болезнь, еще тут и ты… ты…
У Джареда опять, как часто бывало из-за Дженсена, не хватало слов.
- Ну, я бы хотел, чтобы ты был рядом, если это случится со мной, - всё так же просто, как о чем-то давно решенном, сказал Дженсен. – Ты же не заболел тогда, в самом начале, – значит, это не твоя смерть.
- Вот как ты опять всё здорово придумал, а!
- Не сердись, - Дженсен лизнул его в морду, накрывая языком глаза, так что Джаред зажмурился. – Пока ты здесь, ничего плохого не случится. Ты приносишь удачу.
– Дженсен, ты дурак, просто дурак, - Джаред даже не мог толком разозлиться. И это себя он считал легкомысленным и непутевым? Да за этим Главным нужен глаз да глаз, сплошной пригляд, он что, всю дорогу думал, что идет сюда умирать?
- Не бойся, - Дженсен уже вошел в воду по брюхо. – Иди ко мне. Давай попьем.
Дженсен не отодвигался, даже когда он скреб и царапал, только начинал дышать чуть быстрее, подстраиваясь под джаредовскую гонку, а потом – медленнее, словно задавал темп, командовал, и Джаред послушно следовал за его вдохами и выдохами.
Проснувшись, они поругались из-за даманов. Совсем немного, потому что Дженсен был голоден, но мог обойтись без еды очень долго, и Джаред тоже был голоден, но ему предстояло идти в Город.Искать Дорогу к Дому Дженсена.
Дженсен не хотел уйти «куда-нибудь». «Куда-нибудь», кстати, перестало пугать их обоих – ведь теперь они сами могли выбрать, куда. И Дженсен выбрал. Он хотел Домой. Именно в то место, откуда его давным-давно забрал черный Мои, чтобы продать Джефу.
Дженсен посмотрел, как Джаред ест, сглотнул, ткнулся в него носом напоследок и сказал:
- Будь осторожнее.
Джареду было тепло, почти сыто и очень смешно. С чего это он должен был осторожничать в Городе, который был его Домом? Но он кивнул, зная, что Дженсену будет приятно, а потом вспомнил про Джефа и Джима, собиравшихся отправиться на их поиски. Ну, ответом на то самое «будь осторожнее». Он с трудом уговорил Дженсена забраться на второй этаж, просто для безопасности, Дженни, может, и был кошкой, но однозначно кошкой, которая не любит лазить по деревьям или по домам. «И не умеет», - подумал Джаред, стараясь не смеяться и подталкивая Дженсена снизу. Хвост с кисточкой щекотал ему спину, и от этого тоже хотелось хихикать.
В таком веселом настроении он отправился на поиски Дороги. И уже в Городе понял, что действительно осторожничает. Идет в тени, принюхивается к людям, остерегаясь знакомых запахов, и больше обычного шарахается в сторону от Громыхалок.
Громыхалок было много, ведь Джаред искал Дорогу. Ему пришлось вернуться почти к дому Джефа, чтобы выбрать нужное направление.
Его всё-таки чуть не зацепило, когда он стоял в месте, где пересекалось несколько дорог, и пытался сообразить, как ему вывести Дженсена через окраины на Правильную, Единственную Дорогу.
Громыхалка пронеслась так быстро, что Джареда обожгло горячим воздухом, он отпрыгнул назад, стукнулся лапой, скуля, попрыгал на трех, потом вспомнил, что теперь есть кому его пожалеть и облизать, успокоился и поспешил обратно, к Дженсену.
Начиналась ночь, и им пора было выходить.
***
Вот это, конечно, и было Настоящим Большим Приключением. Их поход, а не поездки с Джефом на Громыхалке. Впрочем, Джаред уже не вспоминал о Джефе и всём прочем, потому что просто не успевал об этом думать. Ему хватало остального. Того, что было вокруг.Они шли вниз, уходя всё дальше от Города, не упуская из вида, а точнее – слуха – Правильную Дорогу. Вниз, по Траве, которая была мягкой, как мех и гладкой, как подстилки в домах людей. Джаред несколько раз лежал на такой подстилке в комнате Джефа и знал, как она скользит под лапами, когда тебя с неё стаскивают.
Трава темнела или светлела, она зависела от солнца и ветра, от облаков на небе, вокруг пахло так, что у Джареда кружилась голова, и его разрывало в несколько сторон одновременно – так хотелось обнюхать и попробовать всё.
Иногда он все-таки срывался и уносился в сторону от целеустремленного, строгого Дженсена, который, выяснив направление, шел к Дому, не отвлекаясь. Джаред не отвлекаться не мог. Тогда Дженсен садился, и Трава скрывала его полностью, с головой, ждал, а когда Джаред, выламываясь из зарослей, возвращался, набегавшись, - смотрел на него с улыбкой.
Часто Джаред возвращался к еде. Дженсен умел охотиться куда лучше, чем он, и несколько неизвестных пока Джареду зверьков обычно лежали у джесеновских лап, а сам он облизывался, не сыто, конечно, что ему были эти зверьки, но хотя бы удовлетворенно.
Хуже было с водой, им приходилось выходить к Дороге и пить из луж и канав, чаще всего по ночам, днем на обочину первым высовывался Джаред, изучал обстановку и командовал питьем. Ему это нравилось.
На самом деле, не было бы ничего страшного, если бы они шли, не прячась. Наверное, не было бы, в Траве и по Траве ходило много самых разных зверей, и, может, им бы никто не удивился. Но оба опасались людей. И еще – им было слишком хорошо вдвоем.
Джаред понимал, насколько им хорошо, когда приходилось расходиться. Не из-за его забегов по Траве, а серьезно: Дорога проходила через другие Города, и Джаред отправлялся вперед на разведку, проверить направление и найти пути обхода.
Ему не было страшно, хотя в Городах и в деревнях ему встречались, конечно, другие собаки и даже Стаи, но он все равно несся обратно с ёкающим сердцем, потому что беспокоился и отвечал за Дженсена. Он бежал обратно так, словно наверстывал всё то время, что они были не вместе, оправдываясь и извиняясь за свое медленное, очень медленное внимание, требовавшееся в других Городах.
Дженсен ждал его в Траве, на вытоптанном пятачке, и Джаред знал, почему Трава так примята: Дженсен, когда волновался, по привычке, оставшейся с клетки, бродил по ограниченному пространству, как привязанный.
Джаред прыгал на него с разбегу, лапами в широкую грудь, толкал в Траву, говорил: «Я всё нашел, пошли», но они никуда не шли еще какое-то время, потому что Джаред слишком его хотел, и Дженсен хотел тоже, они крутились и вылизывались и гладили друг друга, их языки сталкивались в шерсти, и Джаред уже знал, каков Дженсен на вкус.
Джаред не считал себя маленьким псом; по меркам своего рода, среди самых разных Стай, ну, кроме Вокзальной, пожалуй, он был большим, высоким и сильным. Но ему отчаянно не хватало себя самого, чтобы объяснить Дженсену, как… что... они... ну… что-то важное.
Ему хотелось, чтобы у него было пять языков. И чтобы все пять были большие, мягкие внутри и чуть шершавые снаружи, как у Дженсена. Чтобы можно было лизать его везде: и внизу живота, и большой нос, и лапу, и жмурящиеся глаза, и… просто всего Дженсена. Дженни.
Дженсен фыркал, когда Джаред называл его так, но не протестовал. Джаред шептал «Дженни» в аккуратное ухо с пятнышком, которое зализывал до мокрого блеска, - тогда Дженсен прижимал его лапой и бормотал, притворяясь недовольным:
- Джаред, туда уже слюни текут.
Но ему нравилось, Джаред знал. И вот эта серьезность вместе со всем неприличным, страшно развратным кошачьим, делала Дженсена самым лучшим львом во всех Травах, что когда-либо росли под солнцем.
***
Джаред, скорее чувствовал, чем понимал, что их путь подходит к концу. Может, Дженсен и следил за солнцем, которое кружилось над ними, или там за танцами звезд, но Джаред просто знал, что Дом, их новый Дом - близко.
Хотя бы потому, что Дженсен менялся. Он начал меняться еще в Городе, после Вокзала, но тогда перемены были злыми.
А сейчас всё шло по-другому. В Траве, в саванне Дженсен был настолько на своем месте, что, кажется, хорошел и расцветал с каждым шагом. Хотя хорошеть ему было дальше некуда, считал Джаред.
Дженсен не любил бегать, выяснилось, что у него «короткое дыхание», он был способен на стремительные рывки, но плохо переносил длинные дистанции. Он предпочитал размеренно трусить, чтобы Трава пружинила под лапами, чтобы на спине лениво перекатывались мышцы, а голова торжественно поворачивалась в разные стороны.
Джаред, видевший его каждый день, в Городе не особо обращал внимания на то, как Дженсен вырос. Как изменилась шерсть на его шее – Дженсен уже здесь, в саванне, сказал ему, что это называется «грива», так вот, грива, теперь совсем густая и лохматая, продолжала расти, и это выглядело очень забавно – клок светлой длинной шерсти между ровными дженсоновскими лбом и спиной. Джареду понравилось прихватывать её зубами и дергать, повисая, изображая Злого Охотника; они опять падали в Траву; Дженсен ворчал, что так они никогда не дойдут до Дома, смотрел на Джареда и вверх, за Джареда, в небо, и тогда в его глазах отражалось, вспыхивая, солнце.
Это было похоже на светлую тишину в саду, во времена Времени Дождя. Их связывали лучи, и косой моросящий дождь, и путавшаяся под лапами Трава, а еще – куски теплого мяса вечером, заросшие ряской лужи, в которых опять сталкивались их языки, даже приставучие мухи и жуки, когда они одновременно отмахивались, трясли головами и фыркали.
Дженсен иногда косился на Джареда, словно оценивал его, прикидывал что-то. Потом опять смотрел перед собой и вновь косился. Джаред делал вид, что не замечает его щекотных, будоражащих взглядов и старался лишних вопросов не задавать. Он знал, что рано или поздно все объяснится, что Дженсен расскажет ему, о чем думал по дороге.
***
И еще – Дженсен был страшный соня. Ладно бы в клетке, но и тут, на свободе, – тоже. Неприличный соня, по мнению Джареда. Огромный ленивый соня, как в него влезало столько сна, было абсолютно непонятно. Но именно в один из таких дней, когда Дженсен дремал, разморенный жарой, Джаред смотался вперед по их пути и вернулся обратно в мыле, в пене и в полном восторге.Дженсен услышал его издалека и сказал, еще даже не видя:
- Что ж ты так топочешь?
- Я нашел её! – завопил Джаред, вылетел из Травы и плюхнулся на его горячий бок. – Нашел, ту деревню. Там есть тот дом, двор и звери на дворе, значит, это она! Слушай, это невероятно, но я нашел!Дженсен широко улыбнулся, показывая светлое нёбо, и рыкнул, успокаивая его. Рыкнул тихо и встал. От его улыбчивости не осталось и следа, он сделался сосредоточен и серьезен и больше не думал ни о еде, ни о воде, ни о безопасности, похоже. Наверное, если бы он умел бегать хорошо, он бы пронесся до своего Дома, а Джаред – за ним, но Дженсен только чуть ускорил шаг.
- Дженсен, Джен, ну ты же расскажешь, да? О чем ты думал все время, Джен?
Джареду совсем нетрудно было выдерживать его скорость, но он изнывал от любопытства. Он честно терпел всю дорогу, осваиваясь в саванне и направляя свою любознательность в разные другие стороны, а теперь можно было не сдерживаться.
- Я скажу, Джаред, скажу, потерпи чуть-чуть, - отвечал Дженсен, не поворачивая головы, словно вперед его тянули на веревке.
Джаред готов был укусить его из-за этого «чуть-чуть», но всё вместе получалось так захватывающе и таинственно, что он только подскуливал и старался несильно забегать вперед.
***
Почему Дженсен так спешил, Джаред понял, когда они, наконец, пришли. Он хотел успеть к своему Дому до заката. Ну, или торопился в закат – так тоже можно было сказать.Нет, сначала, с того момента, когда Дженсен все-таки побежал, как будто там, у Дома, сматывали тянувшую его веревку, струну, Джаред старался держаться сзади, неожиданно оробев.
Он вдруг подумал о других. О других львах. Просто странно, что он подумал о них только сейчас. Ну, когда думать было поздновато.
В дороге они слышали разных зверей, в том числе и львов. Дженсен тогда останавливался, если они шли, или, наоборот, вскакивал, если они отдыхали. Бесшумно кружил по вытоптанной Траве, прислушивался к низким, стелющимся по земле звукам. Принюхивался. Иногда кивал Джареду, и они сворачивали подальше, уходя от львиных голосов. Это выглядело как-то естественно, Джаред и сам особо не рвался знакомиться с Главными в саванне, хотя бы из-за того, что они явно не стали бы разбираться, правильный он риджбек или нет.
И вот теперь он, как абсолютно неправильный, долбанутый риджбек, спешил вслед за львом к его логову.
«Интересно, почему я не подумал об этом всем раньше?» - размышлял Джаред, следуя за дженсеновским хвостом и совершенно машинально отмечая, что тот при полубеге неприлично крутит задницей. И даже разозлился на себя – нашел время и место. Страх из маленького комочка в животе разросся до угрожающих размеров, всё джаредовское нутро сигналило об опасности, но он, как привязанный, торопился за Дженсеном. След в след.
Дженсен неожиданно остановился и шумно выдохнул.
Потом повернулся к Джареду, и взгляд его успокаивал, потому что был как тот, давний, самый первый, когда Джаред утонул в нем и пропал.
- Сейчас я пропаду, да? – спросил Джаред, отдышавшись. Других мыслей у него в голове не осталось.
- Нет, - ответил Дженсен. – Со мной ты никогда не пропадешь, не бойся. Мы пришли, - он склонил голову – перед Джаредом, перед долбаным риджбеком - и добавил: - Добро пожаловать Домой.
Им оставалось пересечь полосу невысокого кустарника, Джаред поежился, но он верил Дженсену, так верил, что все-таки шагнул за ним.
***
Шагнул – и понял, почему Дженсен спешил. Шагнул – и замер, хотя, пока они спускались из Города, им по пути попадалось много красивых мест, но такого, как этот Дом - еще не было.Короче, сюда стоило идти, бежать, добираться. Может быть, здесь стоило и умереть, и Джаред вспомнил, что где-то тут нашли больного, умирающего Дженсена. То есть мысли его шли сами по себе, а глаза смотрели, привыкая к красоте, а нос нюхал.
Прямо перед ними начинался склон, на котором теплый вечерний ветер скручивал и раскручивал траву, сгибал и распрямлял, словно ветер был огромной игривой лапой. Склон уходил вниз, к небольшой воде, в которой отражалось темнеющее небо. Солнце зависло над другим берегом, цепляясь за корявые, широкие ветви деревьев, тяжелое и большое, и птицы пели под ним вечерними голосами.
Дженсен, кажется, разучился дышать.
- Да, Джаред, да, - тихо сказал он. – Мы пришли. Это всё – моё, и твоё тоже.
Он вдохнул, глубоко, носом, ртом, всем своим большим светлым телом и зарычал. В первый раз после сада зарычал в полный голос.
«То есть в саду он еще сдерживался», - подумал Джаред, слушая и наблюдая. Ему показалось, что он видит, видит звук, который катится, громыхая, по склону, разделяется – и часть дженсеновского рыка камнем падает в воду, а часть скользит, отражаясь от поверхности дальше, к деревьям, и что сейчас Дженсен опять впитывает, вбирает мир, но не взглядом, а голосом, он говорит о том, что Главный вернулся, и этот мир – его по праву, и все должны…
Птицы в деревьях замолчали. А потом солнце вспыхнуло последним лучом, острым, как коготь, царапнуло им глаза, и на Дом Дженсена обрушилась ночь.
Джаред поднял голову, глядя на небо – он забыл, что совсем недавно боялся львов и вообще мог думать о каких-то других львах, других не было, был только Дженсен, его инстинкты сдохли, пусть на короткое время, долбаный риджбек внутри загнался куда-то совсем глубоко, и Джаред хотел было тоже поклониться Главному, приветствуя его, но тут Дженсен легко толкнул его в бок и сказал, хрипловато и очень серьезно:
- А теперь – ты.
- Что – я?
- Ты тоже Хозяин, Джа… - Дженсен осекся. – Давай, скажи об этом.
Джаред молчал, в горле у него першило.
- Давай, - повторил Дженсен.
И Джаред залаял.
Конечно, у него получилось не так солидно, зато громко и звонко. Лай дребезжал над долиной, весело скакал по веткам деревьев, дразнил оживившихся птиц, и они отвечали ему гомоном.
- Теперь так.
Дженсен повернулся, прижимаясь к его морде своей, Джаред подумал, что они опять начнут лизаться, но Дженсен терся об его шерсть, зажмурившись, Джаред перехватывал, впитывал странный запах, исходивший откуда-то около его глаз, не такой резкий, как обычный дженсеновский, а очень подходящий этому месту, почти нежный. Домашний, вот.
- Ты тоже лев, - шепнул Дженсен, - от тебя пахнет львом. И Домом.
И Джаред даже не удивился тому, что их мысли совпадают.
***
- Здесь по-прежнему никого нет, - говорил Дженсен, пока они спускались по склону к воде, чтобы попить. – Озеро не пересыхает, вода бьет из-под земли, даже в самую жару…Но Джаред хотел, чтобы он не отвлекался на воду. - Что значит: «никого нет»?
- Все умерли, - ответил Дженсен на ходу. – Все львы умерли, кроме нескольких малышей, их забрали львицы другого Прайда. Не знаю, что там с ними случилось.
Он сказал это «Все умерли» так просто, что Джаред замер.
- А отчего… умерли?
- Мы болели, - Дженсен тоже остановился, глядя вниз, на озеро, - те, кто умирал долго, говорили, что виновата вода. А кто-то считал, что мясо. Не знаю. Но я никуда отсюда не уйду.
- Эй, - сказал Джаред, - стоп, а если болезнь все еще живет здесь?
- Было Время Дождей и было Большое Солнце, они могли смыть и сжечь её.
- Так, а я? А обо мне ты подумал? А если она, болезнь, еще тут и ты… ты…
У Джареда опять, как часто бывало из-за Дженсена, не хватало слов.
- Ну, я бы хотел, чтобы ты был рядом, если это случится со мной, - всё так же просто, как о чем-то давно решенном, сказал Дженсен. – Ты же не заболел тогда, в самом начале, – значит, это не твоя смерть.
- Вот как ты опять всё здорово придумал, а!
- Не сердись, - Дженсен лизнул его в морду, накрывая языком глаза, так что Джаред зажмурился. – Пока ты здесь, ничего плохого не случится. Ты приносишь удачу.
– Дженсен, ты дурак, просто дурак, - Джаред даже не мог толком разозлиться. И это себя он считал легкомысленным и непутевым? Да за этим Главным нужен глаз да глаз, сплошной пригляд, он что, всю дорогу думал, что идет сюда умирать?
- Не бойся, - Дженсен уже вошел в воду по брюхо. – Иди ко мне. Давай попьем.
Метки:
Похожие материалы
Комментарии
Нет комментариев