20:19
"НЕДОПЁСКИ": ГЛАВА 15. ЧУВСТВА И ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ.Иногда
Джаред думал, что всё могло пойти по-другому. Что Дженсен, например, мог
отказать Прайду и они жили бы у озера по-прежнему вдвоем. Вдвоем, несмотря на
Миш-Миша, Кортез, Фреда с внуками и толпы разнообразного зверья, приходившего
на водопой. Дженсен очень хорошо умел делать «вдвоем, даже когда вокруг столько
посторонних», это Джаред знал еще со времен сада в Городе. Но ни в саду, ни во
всех предыдущих их историях рядом с ними никогда не было львов.
Джаред никогда не подсчитывал, сколько в нем риджбековской крови. По тому, что говорили люди, получалась половина. Может быть, это кровь в свое время потекла в нем наоборот и толкнула к Дженсену. Может, это был инстинктивный выбор, но про инстинкты вообще лучше было не вспоминать и не думать. Джаред с веселым ужасом понимал, что ему нравятся львы. Не все, конечно. С Феррис они так и не смогли найти общий язык, и Сэмми относилась к нему настороженно, а Данниль вообще сторонилась его после той их последней ночи в пещере. Следующим утром самый маленький из львят, Форд, спросил у Дженсена:
- Росс, а вы с Джеем всегда играете по ночам?
Дженсен хмыкнул, Джаред хихикнул, а Малик просто откровенно рассмеялся.
Самки были недовольны, да. Но вот самцы-львы, Джаред и львята быстро наладили отношения.
У Малика болела передняя лапа, глубокая рана – такая, что была видна кость - заживала медленно, лев зализывал её, и Джаред в простоте своей выдвинул известный тезис: «Собачьи слюни – лучшее лекарство».
- Нет, спасибо, Джей, - весело ответил Малик, - я как-нибудь сам.
Если он и соблюдал дистанцию, то делал это очень дружелюбно и вежливо.
- Мы же нравимся ему, да? – спросил Джаред у Дженсена, когда они неторопливо трусили на охоту.
- Нравимся. И еще больше нравимся потому, что мы ему не конкуренты.
- Какие уж конкуренты, если его даже кормят львицы.
- Джаред, я не об этом. Я мог бы убить его и возглавить Прайд. Или потребовать, чтобы Прайд пришел к озеру без льва – и тогда бы он с такой лапой пропал в саванне. Но я не претендую на его место, и он это знает. Потому и спокоен. И весел.
- Они бы оставили его одного? Вот же сучки.
- Эй, не ругайся. Им надо было спасать львят в первую очередь.
- Ну, это я как раз понимаю.
Львят Джаред полюбил сразу. Не заинтересовался, не увлекся на время, а именно полюбил. Наверное, потому что видел в них Дженсена. С забавными, непропорционально большими лапами; с тонким хвостом на худом заду и круглым животом. С уморительно серьезной, ответственной физиономией. С бесконечным кувырканием и карабканьем куда-нибудь, а потом – вдруг – с одномоментным провалом в расслабленный бесконечный сон.
Дженсен был такой же, как они. Но при этом Дженсен был его собственный и лучше всех. А еще – Джаред подобного, кажется, и не испытывал до сих пор - он ужасно гордился Дженсеном. За то, что тот разрешил устроить водопой. За то, что тот поставил Прайду только два условия и не захотел быть Главным. За то, что он был с Джаредом.
Ну, если честно, последнего оказывалось куда меньше, чем Джареду хотелось. Но он верил, что Жара пройдет и все будет как раньше.
Хотя больше всего ему хотелось послать куда подальше дурацкие львиные церемонии и поступать так, как он считал естественным и правильным.
Правильным было спать вместе с Дженсеном и любить Дженсена, взрослые всё равно же догадывались, что они в пещере не в охоту с салками играли.
Джаред крутился во сне и, наверное, скулил, а может, пыхтел – уж на это он точно плевать хотел. Ему снился Дженсен, но не так, как в саду. Тогда Джаред только Догадывался. Придумывал. Теперь он Знал, и Знание сильно усложняло жизнь.
Дженсен мог быть под ним или на нем – он был так хорош везде, что Джаред давно забил на выяснение вечного «И кто же из нас сучка?», это осталось только поводом для розыгрышей и не самых приличных шуток.
Дженсен укрывал его своим голосом, как теплой шерстью, и стелил мягко, так что любая подстилка казалась камнем.
Дженсен был тесный и огромный, всё сразу, и Джареда опять разносило на косточки и хрящики.
Джаред просыпался с горячим носом и в холодном поту под шерстью, но ему некому было пожаловаться – только Львиной Звезде. И то про себя, потому что громкие жалобы разбудили бы остальных, а тихо жаловаться Джаред не умел.
Однажды он проснулся и обмер, замер, потому что Дженсен тоже не спал. Он изгибался, именно так, как нравилось Джареду; он тер передней лапой свой член, и Джаред сглатывал; он молчал и почти не дышал, но не дышал так, что Джаред слышал каждый дерганый удар его сердца.
Как будто Джаред сам был его сердцем и гнал кровь в его теле, и гнал их неправильные инстинкты туда, вниз, где снаружи давило сильно и подступало внутри, а когда Дженсен почти всхлипнул и кончил – на себя, тремя толчками, у него их всегда было три, Джаред Знал, он все-таки подполз к нему и облизал лапу и шерсть на животе, но так ничего не сказал, потому что «не следовало».
Следовало, вероятно, маяться дурью и мучиться, соблюдая этикет.
Дженсен тоже промолчал, накрыл Джареда влажной, обмусоленной лапой и лизнул.
И этого было так мало.
- Всё так и было, Джейк, - кивал Дженсен, - Джей никогда не придумывает. Только фантазирует немного, - он улыбался и возвращался к разговору с Маликом.
Джаред разрешал мелким кувыркаться на нем и дергать за хвост. Заталкивал их в озеро – на неглубокие места, у берега, потому что днем было невыносимо жарко. Поначалу львята к воде относились настороженно, но быстро просекли кайф.
…А иногда Джареду хотелось, чтобы кто-нибудь из них, неразумных котят, заплыл поглубже или провалился в яму на дне. Джаред не замышлял ничего плохого, он всего лишь хотел Героически Спасти Львенка и окончательно стать для Прайда своим. Стать совсем своим – этого у него пока не получалось. Если Сэмми хоть как-то общалась с ним – из-за тех же львят, то остальные львицы, даже веселая и компанейская Алона, игнорировали его напрочь. В принципе, можно было обойтись и без них – забот хватало, но это выходило совсем не по-джаредовски.
У Джареда никак не получалось понять Правила Прайда. Главным, по его мнению, должен был быть лев. Но в данной конкретной семье всем заправляла Феррис, может быть, потому, что Малик был молод и слаб после ранения. Она же организовывала охоты, ворча на Дженсена из-за обозначенных границ свободной территории. Она же ждала, пока Малик дохромает до еды, отгоняла рвущихся к мясу львят и уступала ему лучшие куски. Только в этом пока Главность единственного льва в Прайде и проявлялась, но это же могло оказаться и простой заботой о раненом.
Всё было слишком сложно для Джареда. Случались дни, обычно после удачной охоты, сытые ленивые дни, когда Прайд казался ему дружной веселой семьей, а бывало и наоборот – все вдруг становились страшно независимыми друг от друга. Но во всех вариантах – семьи или компании отдельных личностей – Джаред оставался для Прайда чужим.
Данни же вообще всегда была немного в стороне от остальных, «Королева». В стороне от остальных и рядом с Дженсеном, с этим её урчащим, играющим в горле «Россом», от чего у Джареда сама собой ерошилась шерсть на загривке.
Дженсен слушал её спокойно, без всякого там инстинктного энтузиазма, но легче Джареду не становилось. Ему это просто не нравилось. Ну очень не нравилось.
Он как-то не заметил, что остался почти в одиночестве. Точнее, заметил, когда было уже поздно. Теплая компания у озера распалась сама собой, даже бородавочники – смелые и веселые – не особо рвались проводить время со львами. Нет, на водопой приходили все, а потом быстро исчезали – словно их слизывал огромный львиный язык или расплавляло солнце. Шакалы приближались к озеру осторожно, бочком и оглядываясь, их семенящая походка теперь выглядела суетливой и жалкой. Кортез была недовольна, так же, как вся её Стая, и их с Джаредом встречи быстро потеряли прежнюю прелесть.
Про Миш-Миша и упоминать не стоило. Каждый поход в лес – единственное, кроме озера, относительно сырое место в округе, теперь сопровождался его речами о том, как всё плохо. Как плох Дженсен – Миш-Миш теперь демонстративно называл его Росс. Как ужасны львы. Как все испортилось, а вот было же, было так здорово, но он, Миш-Миш, оказался прав, потому что он прав всегда, и ничего хорошего в Прайде нет. У Джареда от его бесконечных разговоров звенело в ушах, он машинально кивал, мечтая только, чтобы его оставили в Покое и в Гордом Несчастном Одиночестве.
Они отличались от пронзительного говорка Миш-Миша как небо от земли; они были мягки, но при этом полны теплых невысказанных угроз; они были тихи, но их рокот стелился по земле и подбирался к лапам Джареда. Он шел с подветренной стороны; и ни Феррис, ни Дженсен его не учуяли.
- …Такие, как ты, не живут в Прайдах, Росс. И не говори мне, что ты этого не знал.
- А я и не говорю. Я же не шел в Прайд, это Прайд пришел ко мне.
- Но пришел.
- И что ты мне предлагаешь? Устроить схватку с больным Маликом? Победить и воцариться?
- Нет, Росс. Я думаю, вы прекрасно уживетесь вместе. Если ты можешь ладить с риджбеком – то со львом всё будет еще проще.
- Один маленький вопрос, Феррис: а что будет с тем самым риджбеком?
- Да что угодно. Саванна большая. А у тебя будет Прайд, не об этом ли ты мечтал там, в вашем Городе?
«Город» она произнесла так, словно подавилась костью.
- У меня уже не было Прайда, Феррис.
- Так теперь он есть, - Феррис гнула свое, как будто придавливала Дженсена лапой. – Данни, Алона, если мы с Сэмми стары для тебя. Они будут хорошими матерями твоим львятам, Росс. Мне нужна семья, настоящая, большая. Всем нужна семья. Тогда и в округе будет порядок, и Твари-за-Холмом носа высунуть не посмеют.
- У меня… - дальше Дженсен произнес что-то так тихо и неразборчиво, что Джаред ничего не понял, а Феррис расхохоталась.
Дженсен переждал её смех и спросил:
- А что же вы не пришли к озеру раньше? До Жары?
- Мы боялись болезни, я не могла рисковать.
- Ну, а мы рискнули.
Феррис фыркнула:
- Мы!
- Мы с Джеем,- повторил Дженсен, - а нам с тобой не о чем больше говорить. Жара закончится, и мы разойдемся. Каждый при своем, как и договаривались.
- Я… - начала было она по новой, но Дженсен рыкнул, а потом под его лапами захрустела сухая трава.
- Ты был бы отличным Главным, Росс, - пробурчала Феррис себе под нос.
И Джаред не знал, что это – похвала или ругательство.
Теперь ему предстояло научиться обходиться без Дженсена – хотя бы на время Жары. Ну, он так решил. Что Дженсену будет проще с Прайдом, и Феррис отстанет от него, что он сам, риджбек, не будет искушать львов с правильными инстинктами, да и вообще… Наверное, он немного обиделся.
Хотя бы потому, что на месте Дженсена нашел бы, сказал тысячу полезных, важных слов, не ограничился бы неразборчивым бормотанием и коротким «мы с Джеем». Понятно, что он с Джеем, но можно же было поговорить об этом красиво? Дженсен же умел. Когда еще по пути к Дому рассказывал о саванне.
Может быть, он любил саванну больше Джареда? Или Джареда в саванне и больше нигде? Потому что все его мурлыканья и урчания были, конечно, прекрасны, до мурашек, до головокружения в животе, только вот ни Прайд, ни Феррис об этом не ведали.
Дженсен чувствовал его недовольство или обиду, и бесконечно, надоедливо пытался что-то окружающим доказать. Получалось очень неловко, очень напоказ, они разом утратили всю естественную простоту, которая никогда не нуждалась в подтверждениях и доказательствах. Но, честно, трудно было придумать что-либо глупее прогулок по саванне в Жару.
Джаред – во время этих не самых веселых походов - даже думал, что, может быть, Феррис права и лев и собака, живущие вместе, – действительно, настоящий идиотизм?
Он играл с львятами, а потом старался незаметно смыться, особенно когда за Дженсена принималась Данни. И смотреть противно, и делать особо нечего. В лесу было лучше. В лесу было проще терпеть.
Его забавляла Миш-мишина картина окружающего, в чем-то логичная – понятно, что для гверецов центром жизни был лес, в чем-то совершенно бредовая, вроде титула «Короля всего». Но это была игра, и даже то, как Миш-Миш злился на Дженсена, выглядело игрушечным.
Джаред почти не обращал внимания на причитания о «противных львах», к которым Миш-Миш возвращался каждый день, прожитый под солнцем.
Балаболит и балаболит, что с него взять? Воевать с мелкой обезьяной было смешно.
Нет, несколько раз он пытался объяснить, что идея с водопоем была его, а никак не Дженсена, но Миш-Миш раскачивался перед ним, чесал нос, смотрел круглыми, похожими на ягоды глазами и повторял одно:
- Ты такой благородный, Джей! Благородный, вот его и прикрываешь. Но мы-то знаем правду, да?
- Благородный, знаем-знаем, - подхватывали Подданные, и все джаредовские возражения тонули в их гвалте.
Он мог бы их перекричать, конечно, но в голову ему приходила одна простая, большая как кость и такая же застревающая поперек мысль: если бы он не затеял этот самый водопой, львы не узнали бы о Россе. И вряд ли бы пришли, потому что считали озеро Плохим Местом. Получалось, что именно он, Джаред, кругом виноват, а Дженсен был прав, когда говорил про нарушенные Правила Травы.
Ему становилось плохо, даже в лесу, так плохо, что он накрывал нос лапой и молчал, не слыша гомона вокруг.
Джаред никогда не подсчитывал, сколько в нем риджбековской крови. По тому, что говорили люди, получалась половина. Может быть, это кровь в свое время потекла в нем наоборот и толкнула к Дженсену. Может, это был инстинктивный выбор, но про инстинкты вообще лучше было не вспоминать и не думать. Джаред с веселым ужасом понимал, что ему нравятся львы. Не все, конечно. С Феррис они так и не смогли найти общий язык, и Сэмми относилась к нему настороженно, а Данниль вообще сторонилась его после той их последней ночи в пещере. Следующим утром самый маленький из львят, Форд, спросил у Дженсена:
- Росс, а вы с Джеем всегда играете по ночам?
Дженсен хмыкнул, Джаред хихикнул, а Малик просто откровенно рассмеялся.
Самки были недовольны, да. Но вот самцы-львы, Джаред и львята быстро наладили отношения.
У Малика болела передняя лапа, глубокая рана – такая, что была видна кость - заживала медленно, лев зализывал её, и Джаред в простоте своей выдвинул известный тезис: «Собачьи слюни – лучшее лекарство».
- Нет, спасибо, Джей, - весело ответил Малик, - я как-нибудь сам.
Если он и соблюдал дистанцию, то делал это очень дружелюбно и вежливо.
- Мы же нравимся ему, да? – спросил Джаред у Дженсена, когда они неторопливо трусили на охоту.
- Нравимся. И еще больше нравимся потому, что мы ему не конкуренты.
- Какие уж конкуренты, если его даже кормят львицы.
- Джаред, я не об этом. Я мог бы убить его и возглавить Прайд. Или потребовать, чтобы Прайд пришел к озеру без льва – и тогда бы он с такой лапой пропал в саванне. Но я не претендую на его место, и он это знает. Потому и спокоен. И весел.
- Они бы оставили его одного? Вот же сучки.
- Эй, не ругайся. Им надо было спасать львят в первую очередь.
- Ну, это я как раз понимаю.
Львят Джаред полюбил сразу. Не заинтересовался, не увлекся на время, а именно полюбил. Наверное, потому что видел в них Дженсена. С забавными, непропорционально большими лапами; с тонким хвостом на худом заду и круглым животом. С уморительно серьезной, ответственной физиономией. С бесконечным кувырканием и карабканьем куда-нибудь, а потом – вдруг – с одномоментным провалом в расслабленный бесконечный сон.
Дженсен был такой же, как они. Но при этом Дженсен был его собственный и лучше всех. А еще – Джаред подобного, кажется, и не испытывал до сих пор - он ужасно гордился Дженсеном. За то, что тот разрешил устроить водопой. За то, что тот поставил Прайду только два условия и не захотел быть Главным. За то, что он был с Джаредом.
Ну, если честно, последнего оказывалось куда меньше, чем Джареду хотелось. Но он верил, что Жара пройдет и все будет как раньше.
***
Только ему все равно не хватало… Дженсена. Днем, когда дел было невпроворот, он
не особенно задумывался об этом. Но в первую же ночь, когда Сэмми с Фордом и
Кэнипом ушли в оставленную им пещеру, а все остальные укладывались спать у
озера, Джаред по привычке плюхнулся рядом с Дженсеном и начал, как обычно,
спиной вперед, подгребаться к нему под живот, Дженсен выдохнул, и выдоха
хватило, Джаред понял. Этого делать не следовало. Вот так, остановиться совсем
рядом, только лапу протяни – испытание получилось то еще.
Оттого вся история с Прайдом приобрела прекрасный привкус Высокого Страдания, и
Джаред теперь гордился не только Дженсеном, но и собой тоже. Хотя больше всего ему хотелось послать куда подальше дурацкие львиные церемонии и поступать так, как он считал естественным и правильным.
Правильным было спать вместе с Дженсеном и любить Дженсена, взрослые всё равно же догадывались, что они в пещере не в охоту с салками играли.
Джаред крутился во сне и, наверное, скулил, а может, пыхтел – уж на это он точно плевать хотел. Ему снился Дженсен, но не так, как в саду. Тогда Джаред только Догадывался. Придумывал. Теперь он Знал, и Знание сильно усложняло жизнь.
Дженсен мог быть под ним или на нем – он был так хорош везде, что Джаред давно забил на выяснение вечного «И кто же из нас сучка?», это осталось только поводом для розыгрышей и не самых приличных шуток.
Дженсен укрывал его своим голосом, как теплой шерстью, и стелил мягко, так что любая подстилка казалась камнем.
Дженсен был тесный и огромный, всё сразу, и Джареда опять разносило на косточки и хрящики.
Джаред просыпался с горячим носом и в холодном поту под шерстью, но ему некому было пожаловаться – только Львиной Звезде. И то про себя, потому что громкие жалобы разбудили бы остальных, а тихо жаловаться Джаред не умел.
Однажды он проснулся и обмер, замер, потому что Дженсен тоже не спал. Он изгибался, именно так, как нравилось Джареду; он тер передней лапой свой член, и Джаред сглатывал; он молчал и почти не дышал, но не дышал так, что Джаред слышал каждый дерганый удар его сердца.
Как будто Джаред сам был его сердцем и гнал кровь в его теле, и гнал их неправильные инстинкты туда, вниз, где снаружи давило сильно и подступало внутри, а когда Дженсен почти всхлипнул и кончил – на себя, тремя толчками, у него их всегда было три, Джаред Знал, он все-таки подполз к нему и облизал лапу и шерсть на животе, но так ничего не сказал, потому что «не следовало».
Следовало, вероятно, маяться дурью и мучиться, соблюдая этикет.
Дженсен тоже промолчал, накрыл Джареда влажной, обмусоленной лапой и лизнул.
И этого было так мало.
***
Дни, в отличие от ночей, пролетали незаметно. Как-то оно получилось само собой,
но на Джареда навесили львят. Точнее, не то чтобы навесили. Львята ходили за
ним по пятам и изнывали от любопытства. Джей был новенький, непривычный, знал столько
всего Интересного и мог без остановки про это самое Интересное рассказывать.
Форд и Кэнип верили ему с полуслова, а Джейк – сын Феррис – явно пошел в мамашу
или просто был старше, поэтому время от времени поднимал голову, поглядывал на
Росса, если тот находился неподалеку.
- Всё так и было, Джейк, - кивал Дженсен, - Джей никогда не придумывает. Только фантазирует немного, - он улыбался и возвращался к разговору с Маликом.
Джаред разрешал мелким кувыркаться на нем и дергать за хвост. Заталкивал их в озеро – на неглубокие места, у берега, потому что днем было невыносимо жарко. Поначалу львята к воде относились настороженно, но быстро просекли кайф.
…А иногда Джареду хотелось, чтобы кто-нибудь из них, неразумных котят, заплыл поглубже или провалился в яму на дне. Джаред не замышлял ничего плохого, он всего лишь хотел Героически Спасти Львенка и окончательно стать для Прайда своим. Стать совсем своим – этого у него пока не получалось. Если Сэмми хоть как-то общалась с ним – из-за тех же львят, то остальные львицы, даже веселая и компанейская Алона, игнорировали его напрочь. В принципе, можно было обойтись и без них – забот хватало, но это выходило совсем не по-джаредовски.
У Джареда никак не получалось понять Правила Прайда. Главным, по его мнению, должен был быть лев. Но в данной конкретной семье всем заправляла Феррис, может быть, потому, что Малик был молод и слаб после ранения. Она же организовывала охоты, ворча на Дженсена из-за обозначенных границ свободной территории. Она же ждала, пока Малик дохромает до еды, отгоняла рвущихся к мясу львят и уступала ему лучшие куски. Только в этом пока Главность единственного льва в Прайде и проявлялась, но это же могло оказаться и простой заботой о раненом.
Всё было слишком сложно для Джареда. Случались дни, обычно после удачной охоты, сытые ленивые дни, когда Прайд казался ему дружной веселой семьей, а бывало и наоборот – все вдруг становились страшно независимыми друг от друга. Но во всех вариантах – семьи или компании отдельных личностей – Джаред оставался для Прайда чужим.
Данни же вообще всегда была немного в стороне от остальных, «Королева». В стороне от остальных и рядом с Дженсеном, с этим её урчащим, играющим в горле «Россом», от чего у Джареда сама собой ерошилась шерсть на загривке.
Дженсен слушал её спокойно, без всякого там инстинктного энтузиазма, но легче Джареду не становилось. Ему это просто не нравилось. Ну очень не нравилось.
Он как-то не заметил, что остался почти в одиночестве. Точнее, заметил, когда было уже поздно. Теплая компания у озера распалась сама собой, даже бородавочники – смелые и веселые – не особо рвались проводить время со львами. Нет, на водопой приходили все, а потом быстро исчезали – словно их слизывал огромный львиный язык или расплавляло солнце. Шакалы приближались к озеру осторожно, бочком и оглядываясь, их семенящая походка теперь выглядела суетливой и жалкой. Кортез была недовольна, так же, как вся её Стая, и их с Джаредом встречи быстро потеряли прежнюю прелесть.
Про Миш-Миша и упоминать не стоило. Каждый поход в лес – единственное, кроме озера, относительно сырое место в округе, теперь сопровождался его речами о том, как всё плохо. Как плох Дженсен – Миш-Миш теперь демонстративно называл его Росс. Как ужасны львы. Как все испортилось, а вот было же, было так здорово, но он, Миш-Миш, оказался прав, потому что он прав всегда, и ничего хорошего в Прайде нет. У Джареда от его бесконечных разговоров звенело в ушах, он машинально кивал, мечтая только, чтобы его оставили в Покое и в Гордом Несчастном Одиночестве.
***
Вот так, возвращаясь из леса и пытаясь избавиться от зудящих и прыгающих в
голове «плохо» и «нехорошо», он услышал голоса.
Они отличались от пронзительного говорка Миш-Миша как небо от земли; они были мягки, но при этом полны теплых невысказанных угроз; они были тихи, но их рокот стелился по земле и подбирался к лапам Джареда. Он шел с подветренной стороны; и ни Феррис, ни Дженсен его не учуяли.
- …Такие, как ты, не живут в Прайдах, Росс. И не говори мне, что ты этого не знал.
- А я и не говорю. Я же не шел в Прайд, это Прайд пришел ко мне.
- Но пришел.
- И что ты мне предлагаешь? Устроить схватку с больным Маликом? Победить и воцариться?
- Нет, Росс. Я думаю, вы прекрасно уживетесь вместе. Если ты можешь ладить с риджбеком – то со львом всё будет еще проще.
- Один маленький вопрос, Феррис: а что будет с тем самым риджбеком?
- Да что угодно. Саванна большая. А у тебя будет Прайд, не об этом ли ты мечтал там, в вашем Городе?
«Город» она произнесла так, словно подавилась костью.
- У меня уже не было Прайда, Феррис.
- Так теперь он есть, - Феррис гнула свое, как будто придавливала Дженсена лапой. – Данни, Алона, если мы с Сэмми стары для тебя. Они будут хорошими матерями твоим львятам, Росс. Мне нужна семья, настоящая, большая. Всем нужна семья. Тогда и в округе будет порядок, и Твари-за-Холмом носа высунуть не посмеют.
- У меня… - дальше Дженсен произнес что-то так тихо и неразборчиво, что Джаред ничего не понял, а Феррис расхохоталась.
Дженсен переждал её смех и спросил:
- А что же вы не пришли к озеру раньше? До Жары?
- Мы боялись болезни, я не могла рисковать.
- Ну, а мы рискнули.
Феррис фыркнула:
- Мы!
- Мы с Джеем,- повторил Дженсен, - а нам с тобой не о чем больше говорить. Жара закончится, и мы разойдемся. Каждый при своем, как и договаривались.
- Я… - начала было она по новой, но Дженсен рыкнул, а потом под его лапами захрустела сухая трава.
- Ты был бы отличным Главным, Росс, - пробурчала Феррис себе под нос.
И Джаред не знал, что это – похвала или ругательство.
***
Он умел гнать в себе кровь наоборот и плевать на инстинкт. Не обращать на него
внимания, затаптывать, загонять к хвосту, если посчитать, как давно Джаред не
вилял хвостом – получалось совсем невесело, наверное, загнанный инстинкт
болтался там, у самого кончика, и тянул хвост вниз. Ладно, не такая уж это была
большая потеря.
Теперь ему предстояло научиться обходиться без Дженсена – хотя бы на время Жары. Ну, он так решил. Что Дженсену будет проще с Прайдом, и Феррис отстанет от него, что он сам, риджбек, не будет искушать львов с правильными инстинктами, да и вообще… Наверное, он немного обиделся.
Хотя бы потому, что на месте Дженсена нашел бы, сказал тысячу полезных, важных слов, не ограничился бы неразборчивым бормотанием и коротким «мы с Джеем». Понятно, что он с Джеем, но можно же было поговорить об этом красиво? Дженсен же умел. Когда еще по пути к Дому рассказывал о саванне.
Может быть, он любил саванну больше Джареда? Или Джареда в саванне и больше нигде? Потому что все его мурлыканья и урчания были, конечно, прекрасны, до мурашек, до головокружения в животе, только вот ни Прайд, ни Феррис об этом не ведали.
Дженсен чувствовал его недовольство или обиду, и бесконечно, надоедливо пытался что-то окружающим доказать. Получалось очень неловко, очень напоказ, они разом утратили всю естественную простоту, которая никогда не нуждалась в подтверждениях и доказательствах. Но, честно, трудно было придумать что-либо глупее прогулок по саванне в Жару.
Джаред – во время этих не самых веселых походов - даже думал, что, может быть, Феррис права и лев и собака, живущие вместе, – действительно, настоящий идиотизм?
Он играл с львятами, а потом старался незаметно смыться, особенно когда за Дженсена принималась Данни. И смотреть противно, и делать особо нечего. В лесу было лучше. В лесу было проще терпеть.
***
В лесу, конечно, королевствовал Миш-Миш. Там Джаред попадал совсем в другой
мир: легкомысленного веселья и таких же легкомысленных обид, шуток, скользких,
как банановая кожура, трепа со всех сторон одновременно, и это было здорово,
потому что солидная тяжеловесность львов уже начинала приедаться.
Его забавляла Миш-мишина картина окружающего, в чем-то логичная – понятно, что для гверецов центром жизни был лес, в чем-то совершенно бредовая, вроде титула «Короля всего». Но это была игра, и даже то, как Миш-Миш злился на Дженсена, выглядело игрушечным.
Джаред почти не обращал внимания на причитания о «противных львах», к которым Миш-Миш возвращался каждый день, прожитый под солнцем.
Балаболит и балаболит, что с него взять? Воевать с мелкой обезьяной было смешно.
Нет, несколько раз он пытался объяснить, что идея с водопоем была его, а никак не Дженсена, но Миш-Миш раскачивался перед ним, чесал нос, смотрел круглыми, похожими на ягоды глазами и повторял одно:
- Ты такой благородный, Джей! Благородный, вот его и прикрываешь. Но мы-то знаем правду, да?
- Благородный, знаем-знаем, - подхватывали Подданные, и все джаредовские возражения тонули в их гвалте.
Он мог бы их перекричать, конечно, но в голову ему приходила одна простая, большая как кость и такая же застревающая поперек мысль: если бы он не затеял этот самый водопой, львы не узнали бы о Россе. И вряд ли бы пришли, потому что считали озеро Плохим Местом. Получалось, что именно он, Джаред, кругом виноват, а Дженсен был прав, когда говорил про нарушенные Правила Травы.
Ему становилось плохо, даже в лесу, так плохо, что он накрывал нос лапой и молчал, не слыша гомона вокруг.
Метки:
Похожие материалы
Комментарии
Нет комментариев